Хлеб войны
У войны свой хлеб. Небогатый, отмеренный хлебной карточкой. Хлеб суровый, но еще больше необходимый, чем в мирное время.
Москва в военную пору ежесуточно выпекала 2100 тонн хлеба.
— Многие пекари были переведены на казарменное положение и с заводов не выходили. Работали, спали где-нибудь в красном уголке или в каморке начальника цеха, — вспоминает тогдашний руководитель Московского треста хлебопекарной промышленности Николай Федорович Данилов. – У печей стояли по 12-14 часов, полуторасменная работа стала нормой. Заменив ушедших на фронт мужчин, трудились женщины. Работали самоотверженно, хотя слово это в то время редко произносилось. От зари и за полночь – у горячей печи. Мука поступала с перебоями, о довоенных добавках, об изюме, цукатах, тмине и всем таком прочем старались не вспоминать.
— Завод для многих из нас стал первым домом, а дом, в котором мы жили, — вторым – так говорила мне Валентина Гавриловна Галицина, бригадир одиннадцатого московского хлебозавода; в военную пору – пекарь. – Знали, все отдаем фронту – значит, все стоим против напасти. А всех разве одолеешь? Иногда оглянусь на военную пору и чему-то даже позавидую. Мы тогда были как одна семья. И стремление у всех было выстоять, помочь солдатам своим трудом, своим хлебом победить, одолеть врага.
Два раза завоевывал завод почетное знамя Государственного Комитета Обороны. Значит, трудились как надо.
А закончится смена, направляемся в подшефный госпиталь. Ходим там по палатам, улыбаемся, песни поем, будто после отдыха, а не прямо от горячей печи. – Валентина Гавриловна смахивает нечаянную слезу. – Конечно, и помогали раненым как умели, перевязку сделать или там бинты постирать, письмо написать.
Бывший 11-й хлебозавод, ныне хлебобулочный комбинат «Звездный», находится неподалеку от Останкино. Из окон его цехов видна телебашня. Разросся завод в последние годы, поднялись новые корпуса, делают там отменные торты, фирменные.
И хлеб пекут – ситный, батоны, есть сухарный цех. Здесь готовят сухари, конечно, не те, военной поры, черные, а деликатесные сухарики к чаю. И как прежде, трудится здесь Валентина Гавриловна Галицина, мастер-наставник, бригадир.
Одно время фронт проходил совсем недалеко от Москвы. По ночам подходили к хлебным заводам фронтовые машины. Подъедет к заводской экспедиции автомобиль с притушенными фарами, загрузят его, укроют хорошенько, чтобы горячим довезти, и уходит машина в ночь, на фронт, который был тогда всего в нескольких десятках километров. Не припомнят случая, чтобы опоздал хлеб на передовую. Впрочем, как и в магазины.
По Москве от заводов хлеб развозили на машинах, но чаще на ручных тележках или санях, в фургонах, запряженных лошадьми. Были в городе и специальные хлебные трамваи и даже троллейбусы. Они не всегда могли близко подойти к магазину или к булочной. И тогда, остановив вагон, экспедитор шел в булочную. Приходили продавцы, брали лотки и несли их как самую большую драгоценность. Впрочем, в войну хлеб и был ею.
Пекари работали не только на заводах. Они ездили в Подмосковье, под Тулу за топливом – углем, дровами. В летнее, да и в зимнее время отрабатывали на лесозаготовках. Это называлось «трудовым фронтом».
Фронтом это и было.
600 тысяч кубометров дров перевезли в столицу московские пекари. Показатели по «самозаготовкам» — ходовое в ту пору слово – входили в производственные планы.
Большая нагрузка с первых дней войны выпала на долю далеких тыловых хлебозаводов. На Урал, в Среднюю Азию, Сибирь приехали сотни тысяч людей. Сюда эвакуировали оборонные заводы. Небольшие еще вчера, тихие города и поселки становились промышленными центрами. Население их возросло в несколько раз. И всех надо было накормить. В первую очередь – хлебом.
— Тогда я работала на Кусинском хлебопекарном объединении, в горнозаводской зоне Челябинской области, — начинает свой рассказ пекарь-хлебодел Анна Ивановна Никифорова. – Вызвали однажды в трест: так и так, говорят. Ржаная мука поступает с большими перебоями, надо научиться печь из овсянки. Норовистая это мука. Для печенья вроде бы хорошая, а хлеб из нее приготовить очень трудно. Растекается тесто. И не годится для него обычная хлебная форма. Думали-раздумывали: что сделать, как поступить? И сообразили – печь в низкой форме, в противнях. Но где они, кому их делать? Возьмешь, бывало, лист железа, на рельсине молотком загнешь края, вот и готова форма. Руки у всех, помню, ныли от боли. Когда совсем невмоготу становилось, песни начинали петь.
Очень обрадовались, когда нам сказали, что выполнение заданий обеспечило бесперебойное снабжение хлебом раненых в госпиталях, рабочих оборонных заводов, детей и население городов.
Храню, оберегаю память тех лет! Далекие годы, но по-особому они высвечивают и то, что мы делаем сегодня. Оглянитесь вокруг – сколько радости у людей, сколько достатка. Значит, тогда мы все сделали правильно, как совесть и долг велели.
Дни и ночи напролет, без выходных и отпусков трудились сегодняшние ветераны хлебопекарной промышленности, тогда совсем юные, по семнадцать – двадцать лет каждой, пекари.
— Много написано и рассказано о строителях танков и самолетов, о тех, кто варил тогда сталь и кто добывал уголь, — и по праву написано. И все же чуточку обидно: о тех, кто пек хлеб, кормил конструкторов и металлургов, знают мало – продолжила рассказ о военном времени технолог 1-го хлеб комбината Челябинска Анна Ивановна Невзорова.- Я училась в школе фабричного ученичества при челябинском тресте «Росглавхлеб». И вдруг началась война. Парни пошли на фронт. Мы же, девчонки, досрочно сдали экзамены – и на производство, к печам.
Помню, катишь дежу, в ней шестьсот килограммов, думаешь: еще шаг, упаду. Ничего, довозили. Тесто разделывали вручную. Муку тоже сами возили, в вагонетке. От мельзавода – к нам. А когда приходили железнодорожные вагоны с мукой, мы отправлялись на разгрузку. Отстоишь смену в цехе, и к вагону. А он такой большущий, что и подступиться-то боязно. Но правду говорят: глаза страшатся – руки делают. Всяко случалось. Бывало, отработаешь свое, а подменить некому: то ли заболела сменщица, то ли еще что непредвиденное. Найдут замену – хорошо, не найдут – оставались. Рабочее место не должно пустовать…
В смену мы вырабатывали сорок – сорок две тонны ржаного формового хлеба, весовым он назывался. И еще дополнительно готовили армейский сухарь – уж как пестовали, как хотели, чтобы повкусней был да посытнее. В мешок с сухарями вкладывали записочку: ешь, фронтовик, и бей врага!
Позвали однажды меня в дирекцию, говорят: вот письмо с фронта. Мы тут в парткоме посоветовались и решили тебе вручить для ответа. Читаю адрес, а на нем: хлебзавод, лучшему патриоту. Да какой я патриот, говорю. «Как какой? Тут же сказано – лучший!»
Так мне стало тепло, так радостно…
А когда объявили – все, конец войне! – испекли мы отменную буханку, хлебом и солью встретить выстраданную народом Победу.
Николай Васильевич Беликов во время войны был заместителем директора Научно-исследовательского института хлебопекарной промышленности, вел работу по созданию средств полевого хлебопечения.
— Главхлеб поручил нам в срочном порядке разработать сушилки для приготовления армейских сухарей. Задача формулировалась так: дать техническую документацию и наметить районы страны, где строить сухарные цехи. Мы организовали специальную бригаду, очень быстро разработали четыре варианта тоннельных сушилок. Производительность каждой составляла 16 тонн сухарейв сутки. Так же быстро были спроектированы и огневые калориферы.
Когда работа завершилась, меня вызвал Василий Петрович Зотов. Он изучил все документы, проверил материалы испытаний и сказал: «Дельно. Теперь поскорее — чертежи».
Вскоре и они были готовы, за дело взялись строители.
Механическая лаборатория между тем конструировала походную конвейерную печь. Поначалу ее испытали на предприятиях Московского треста хлебопечения, а затем отправили в действующую армию. Одновременно шла работа еще над одной, более мощной передвижной печью производительностью в пять тонн хлеба в сутки. В мастерских института сделали первые экземпляры такой печи, поставили ее на колеса. Провели – по дорогам и бездорожью – ходовые испытания, а затем и технологические. Приехал начальник тыла генерал А. В. Хрулев. Постоял, посмотрел, чего не понял, — спросил. А когда увидел печь в работе, сказал: «Это как раз то, что надо. Спасибо, хорошая печь!».
Приятно было получить похвалу от Хрулева – пищевики его знали и уважали.
«Хорошая печь, нужная, — повторил он. – Только нельзя ли довести ее производительность хотя бы до шести – семи тонн хлеба в сутки? Такая была бы еще нужнее…»
Забегая вперед, скажу, что за разработку и создание хлебопекарной печи отечественной конструкции марки ФТЛ-2 на 15 тонн хлеба в сутки сотрудники института Н. И. Краснопевцев и В. Н. Лавров были удостоены Государственной премии СССР.
— Мне не раз доводилось слышать от фронтовых пекарей, — рассказывал Беликов, — от интендантов, от тех, кто кормил солдат, такие слова: «Для нас ФТЛ-2 была тем же, чем для танкистов – Т-34».
Походная печь – выдающиеся конструкторская находка. Не знаю, сохранилась ли хоть одна такая. А если цела, ее место – в музее Советской Армии, рядом с другими боевыми реликвиями.
В военное время на базе двух пульмановских вагонов разрабатывался и вагон пекарня. Первый образец был построен и испытан на станции Ховкино Октябрьской железной дороги.
Одиннадцать таких вагонов было сделано за годы войны. В них испекли много тонн хлеба, накормили тысячи солдат. Одним из конструкторов пекарни-вагона был Леонтий Дмитриевич Буканов, ныне профессор Института пищевой промышленности.
… Обо всем этом я узнал на встрече военных пекарей, которые собирались в канун Дня Победы несколько лет назад. Инициатором этого волнующего и памятного собрания был министр пищевой промышленности страны Вольдемар Петрович Леин, бывший фронтовик, артиллерист. Человек хлебнувший военного лиха, носивший на гимнастерке ленточку – знак тяжелого ранения.
Вспомнили на той встрече и такие эпизоды. Когда враг вторгся в житницу страны, на Украину, то в Сибири и на Дальнем Востоке, в Зауралье и Казахстане увеличили посевные площади под зерновые почти на три миллиона гектаров. Но и с временно оккупированной территории хлеб подчас попадал нашим. Его убирали под носом врага партизаны.
А когда началось наступление наших войск и под их мощными ударами вновь обретали свободу советские города и села, к уборке созревавших хлебов порой подключались и воины. Так было в войсках маршала И. С. Конева, которые освобождали украинскую землю, да и на других фронтах.
Убирали фронтовую пшеницу и на легендарной Малой земле, под Новороссийском. В июле 1943 года бои шли прямо на кромке поля, где вызревали хлеба. «Убрать бы хлебушек-то…» Пришла кому-то в голову такая мысль и уже не оставляла. Днем на поле даже выползти не было возможности – фашисты неподалеку, все поле простреливалось. Но ночные выходы бойцов на уборку стали делом привычным. Ведь среди воинов было немало крестьян, их руки тянулись к хлебу.
С каждым рейдом на поле количество убраного зерна увеличивалось. Его перетирали на самодельных жерновах в муку, и из нее пекли лепешки.
Излишки убранного зерна вывезли в Геленджик.
… Когда советские войска вошли в Берлин, одной из первых забот нашей комендатуры было наладить снабжение мирного населения хлебом. Развернули походные печи. И потянулись на идущий от них аромат берлинцы. Многие тысячи тонн хлеба получил в те дни освобожденный от фашизма город.
Пекли хлеб армейские пекари.
Более того, советские воины помогли вспахать и засеять 360 тысяч гектаров в Польше и Германии.
Помнил, ничего не забывал советский солдат, ни ребятишек с исхудавшими личиками, ни постаревших раньше срока матерей, ни собственную хлебную пайку, промерзшую, окаменевшую, которую грыз в окопах сорок первого года, ни страшные дни блокадного Ленинграда, когда гитлеровцы терзали голодом. Помнил обо всем, но делился хлебом с берлинцами. Добр наш человек, не злопамятен. Да и далеко не все немцы были фашистами…
Мы и сейчас все помним и никогда не забудем трагические годы войны.
И одну из самых тяжелых страниц ее – эпопею блокадного Ленинграда.