Пироги или Здравствуй, девочка
Пироги были с картошкой, с картошкой и сыром, с сыром и зеленью, с мясом и самые вкусные со свекольной ботвой. Бабушка русская по национальности, так и не постигла премудрости печь такие пироги, как у ее подруги – местной гадалки, усатой Варжетхан.
Бабушка честно пыталась.
— Что ты туда положила? – спрашивала Варжетхан, глядя на бабушкин пирог не пирог, а вздутый с одного края пончик.
— Так дрожжей. Немножко совсем, чтобы попышнее, — оправдывалась бабушка.
Варжетхан произносила по-осетински фразу, которую можно было перевести так «Руки тебе оторвать надо за такие пироги».
Варжетхан пекла пироги в маленькой кухоньке, на заставленном банками столе. Она рукой отодвигала их в сторону, «отгребая» себе маленькое пространство. Вода, масло, соль и мука – тесто получилось воздушное, мягкое.
Она отщипывала для меня кусочек – чтобы я тоже сделала лепешечку. Я смотрела, как она снимает с каждого пальца оставшееся тесто, делает аккуратный колобочек, закрывает тряпкой кастрюлю, и потихоньку отщипывала и ела сырой комочек теста.
— Кишок паварот будет, — говорила мне Варжетхан.
А я не могла понять, кто такой «кишок» и куда он повернет.
Начинку она делала в большой кастрюле. Только в ней. Никогда в другой.
Наступал черед раскатки теста. Варжетхан разминала его руками, тремя пальцами руки. Скалки у не никогда не было. Была, правда, палка, которой она раскатывала тонкие листы для домашней лапши, но скалки не было.
Руки Варжетхан смазывала подсолнечным маслом, а мукой не посыпала стол как делала бабушка. Брала щепотку и краем ладони отодвигала лишнее. В конце у нее получался аккуратный бортик из муки.
Из кастрюли доставалась начинка – до последней капельки. Указательным пальцем Варжетхан водила по стенкам и что-то шептала.
Однажды, когда бабушка предприняла очередную попытку испечь пирог под присмотром Варжетхан, у них случился скандал. Бабушка бросила в мойку кастрюлю с остатками начинки.
Варжетхан стукнула палкой по полу.
— Что опять не так? – ахнула бабушка.
— Это ты свое здоровье и деньги бросила, все в кастрюле оставила, — сказала ей по-осетински подруга.
— Ой, ну не буду я, как ты, вымазывать пальцем. А здоровья у меня и так нет, и денег не будет. Ты же умная женщина, что за предрассудки? – ответила ей бабушка по-русски.
Они всегда так общались: одна говорила по-осетински, другая отвечала по-русски, и отлично друг друга понимали.
А я тогда поверила, что на дне кастрюли, в остатках начинки, хранятся здоровье и благополучие. И до сих пор, как Варжетхан, вымазываю кастрюлю указательным пальцем до послей крошки.
Что такое голод, знали и бабушка, и Варжетхан, и мама. Нельзя было не доесть и оставить кусок на тарелке. Не дай бог выбросить.
— Он за тобой ночью будет гоняться, — пугала меня бабушка. От нее я запомнила присказку: «Хочешь кушать – ложись спать». И совет: если голодная – попе водички. Бабушкино поколение так выживало, мое так худеет.
Мне Варжетхан доверяла сделать последний штрих – кусочком сливочного масла смазать пирог и обязательно по краям, а оставшийся кусочек утопить в серединке.
В общем, слух о том, что к бабушке приехала внучка из концлагеря, достиг самых дальних домов деревни. И в каждом доме, куда я забегала к подружкам, меня встречала цокающая языком бабушка или мама.
— Ой, какая дэвочка, — качали головой женщины, — замуж не выйдешь, муж о твои кости колодца будет, и ему будет нэприятно. А будешь толстой, будет приятно.
Меня сажали за стол и начинали кормить. Пирогами. Чтобы в каком-то доме не было пирога – такого не случалось. И обязательно с картошкой или с мясом. Только однажды мне достался пирог с ботвой. Мама моей подружки чуть не плакала, что накормила «дэвочку», «травой». А когда я попросила еще один кусок, она разрыдалась уже в голос – то ли от собственного позора, то ли от жалости ко мне.
Румяные пироги с аккуратной дырочкой посередине, из которой выглядывала начинка, нежно-золотистые… Это вкус моего детства.
Бабушка, бросив печь пироги, вернулась к пышкам. Пышки она пекла вместо хлеба, в большой сковороде, почти доверху залитой скворчащим маслом. Две пышки – и не неделю можно не есть. Сверху она их посыпала «песком» — «сахар» никто не говорил, только «песок». Покупался он мешками, чтобы хватило и на варенье, и на компоты.
Почему-то бабушка считала, что пышки нужно давать на завтрак и на ночь.
Через два месяца приехала мама. Мы с бабушкой встречали ее на вокзале. Бабушка была в нарядном платье, застегнутом от волнения не на ту пуговицу.
Волнение было понятно –мама приезжала с инспекцией: посмотреть на меня и сказать все, что она думает. Бабушка была настроена решительно и даже воинственно.
— Ладно, лучшая защита – это нападение, — сказала она, когда мы шли на вокзал.
Я тоже готовилась к встрече с мамой. Бабушка даже разрешила закипятить бигуди – такие палочки, которые нужно было бросать в ковшик и потом накручивать. Я очень хотела быть с кудрями и всю ночь лежала без сна, представляя, какая я буду красавица и как удивиться мама.
Поезд все не приходил, и я убежала в магазин за халвой. Там была очередь, и момент, когда мама выходила из вагона, я пропустила.
Бабушка маму не узнала. Она была в новом модном сарафане, сильно утянутом в области груди. Так утянутом, что грудь наполовину вываливалась. К тому же сарафан был короткий – по колено.
— Кто это? – спросила воинственно бабушка, тыча пальцем в маму.
— Это я, — ответила мама.
— Нет, это не моя дочь. Это… какая-то… падшая женщина! – нашла наконец подходящие слова бабушка.
На самом деле у нее на языке вертелись совсем другие слова, но она хотела сказать самые обидные и самые точные, поэтому выражалась литературно.
— Я с тобой голой не пойду! – заявила бабушка – уперла руки в боки.
— А у тебя пуговицы не так застегнуты, — ответила мама. – И вообще где Маша?
-Перед ребенком бы постыдилась? Она в магазин ушла за халвой. Сейчас прибежит. Давай открывай чемодан и переодевайся, пока никто не видит.
— Мама я взрослая женщина! Не буду я переодеваться! Пойдем за Машкой.
Но тут бабушка увидела знакомую, замахала ей рукой и пошла поговорить. В этот момент подошла я, слизывая с пальцев халву.
— Привет. – сказала я.
Видимо, не очень внятно, потому что рот был набит.
Мама повернулась, посмотрела на меня и отвернулась. В общем, я пережила главный детский кошмар.
— Привет! – сказала я маминой спине, проглотив кусок.
Мама опять повернулась и раздраженно бросила:
-Здравствуй, девочка.
Она отвернулась, не узнав меня, а я так и продолжала стоять с открытым ртом.
— Мама, привет, — глубоко вздохнув, сказала я.
Мама повернулась и посмотрела на меня с нескрываемым ужасом.
Толстая девочка с не расчесанными после жесткой завивки кудрями называла ее мамой.
— Машенька? – все еще надеясь, что девочка ошиблась, переспросила мама.
-Да, — кивнула я.
— Нет. Мама покачала головой, как будто пытаясь избавится от морока.
Тут уже подскочила бабушка и гордо показывала на меня:
— Вот!
— Кто это? – спросила мама, тоже показывая на меня рукой.
— Ольга, прекрати паясничать, — обиделась бабушка.
— Ты в кого ее превратила? – сдвинула брови мама.
Они разговаривали, показывая на меня, как будто я была неживым предметом, например, клумбой, которая была разбита перед зданием вокзала.
— В нормального ребенка я ее превратила! – закричала бабушка.
— Это нормальный ребенок? – Мама опять ткнула в меня пальцем.
— Да!! – решительно ответила бабушка и тоже ткнула пальцем в область моего живота, на котором туго был натянут сарафан.
— Господи, какой кошмар… — Мама сказала это так, что я почувствовала себя самой страшной девочкой в мире и заплакала от горя.
— На себя посмотри, — огрызнулась бабушка. – Пойдем, Манечка, не слушай эту… падшую женщину… А ты иди подальше, не позорь нас, — сказала она маме.
Так мы и дошли до дома: бабушка с гордо вскинутой головой и горящим взором, я – ревущая белугой, и в двух метрах за нами, с чемоданом, сигаретой в зубах, матерящаяся, как последний грузчик.
Дело в том, что бабушка отказалась садиться с мамой в машину, и нам пришлось идти пешком через всю деревню. Видимо, бабушка решила, что пройти по улице будет меньшим позором, чем сесть с мамой на одно сиденье.
Знакомые, которые попадались через каждые пять шагов – да вся деревня знала бабушку, меня и маму, — кричали кто со двора, кто от водопроводной колонки:
— Мария! – Меня назвали в честь бабушки. – Твоя дочь, что ли, приехала?
— Нет! – кричала, не поворачивая головы бабушка. – Это ее знакомая из Москвы, погостить.
— Здравствуй, Ольга! – кричали соседи моей маме. – Ты юбку забыла надеть?! И кофту тоже?! – Соседки заходились хохотом. – Ты в зеркало на себя смотрела, когда из дома выходила?
Мы шли дальше…