Она положила вишни на блюдо рядом с маслом и выглянула в окно. Дети стремглав бежали через лужайку, Николя остановился и обернулся, поджидая остальных. Она же оглянулась на вишни, которые так и останутся с косточками, — красными горошками на белом, такой яркий и радостный, их маленькая твердая сердцевина не видима. С жалостью подумала о миссис Сорли, этой бедной женщине без мужа, — а сколько ртов ей надо прокормить! – о миссис Сорли, знавшей лишь тяготы жизни, а не ее нежность, и отставила блюдо с вишнями в сторону.

Она слегка растопила масло, прозрачное и гладкое, жирное и чистое золотистое масло и смешала его с сахаром в большой миске. Следует ли ей приготовить нечто традиционно английское? (Невольно перед ее мысленным взором предстали горы пирогов.) Рецепт, конечно, был французский и достался ей от бабушки. Английская кухня вызывала у нее отвращение: капусту следовало варить до жидкого состояния, мясо жарить, пока оно не сморщится, приправы отсекать тупым ножом.

Добавив яйцо, она сделала паузу, чтобы взглянуть на картину, выделявшуюся ярким пятном на фоне побеленной стенке.

Разве не будет чудесно, если Николя станет великим художником: вся жизнь перед ним — чистое полотно, на котором постепенно станут проступать яркие цветные очертания. Его ждут любовницы, триумфы, все более сочные краски, работа, одиночество борьба. Ей бы хотелось, чтобы он остался таким, как сейчас: они были счастливы вместе, небо такое ясное – никогда им потом не будет так хорошо. Она добавила яйцо. Ощущение безмятежности переполняло её душу: в конце концов, разве она не происходила из знатнейшего французского рода, чьи женщины в течении многих поколений вносили свою сноровку и энергию, чувство вкуса и формы, остроумие и манеру держаться в инертное английское окружение. Она разбила яйцо, чья желтая сфера упала в куполообразную чашу и растеклась, подобно извержению Везувия или солнцу, опускающемуся в маслянистое море. Расколотая скорлупа осталась лежать на кухонном столе двумя неровными сводами, словно олицетворяя всю бедность и все страдания миссис Сорли.

Когда пришел черед муки, она испытывала удовольствие от прикосновения пряди волос к щеке и отстранила ее, как будто собственная красота наскучила ей, и она захотела стать похожей на других – просто сидеть в своем вдовьем домике с пером и бумагой, делая заметки, постигая бедность и вскрывая общественные проблемы (она засыпала муку). Она была властной женщиной (но не деспотичной, не высокомерной – ей не следует слишком тревожится, о чем говорят люди), подобной стреле, направленной в цель. Ей хотелось построить больницу, но как? А теперь приготовить этот вишневый пирог для миссис Сорли и ее детишек (она добавила замоченные в теплой воде дрожжи). Дрожжи заставят подняться тесто куполом, напоенным энергией, взлелеянной жаром печи. И лишь потом безжалостный и бесстрастный кухонный нож мужчины погрузится в этот купол, делая его плоским и безжизненным.

Она добавляла молоко малыми дозами, пока тесто не стало текучим и ровным, гладким и однородным, без комочков и влаги. Задумалась ненадолго, вспомнив свои записи о несправедливости системы ведения молочного хозяйства в Англии. Она выглянула в окно: что за демон овладел ее младшим сыном, играющим на лужайке, демон или ангел? Почему все должно меняться, почему бы детям не остаться такими, как сейчас, и не взрослеть? (Она вылила тесто на блюдо, где лежали вишни.) Купол теперь стал кругом, вишни погрузились в дрожжевую массу, которая их скроет и укутает, дрожжевая масса поглотит все – дом, лужайку, златоцветник, этого дьяволенка Николя, бегающего под окном. Она поставила пирог в горячую печь. Через полчаса он будет готов.