Прошло много времени. Бабы-тети нигде не было видно. Лена утверждала, что она уехала домой, но дед давал зуб, что она, конечно же, где-то тут и что-то замышляет, нам надо быть начеку. Тем более, что последний автобус уже ушел.
И тут я учуял запах, от которого у меня по спине побежали холодные мурашки. Я кинулся наверх, к окну канатной дороги, Лена неслась за мной по пятам.
— Она печет вафли! – вырвалось у Лены.
И правда – она пекла вафли!!! Во дворе у Лены баба-тетя пристроила свою вафельницу на походный складной столик. Удлинитель тянулся на кухню через окно.
— У, черт, она без спросу проникла в мой дом! – вскрикнула Лена. Видно было, что Лена зауважала бабу-тетю еще больше.
На столике уже исходила паром горка готовых вафель. Время от времени тетя взмахивала над ними полотенцем, чтобы ароматные клубы лучше поднимались к нашим окнам.
Мурашки разбежались по сему телу. Мы замолчали и тихо, и благоговейно, словно в церкви, наблюдали за тем, как растет гора вафель. Даже дед сломался и тоже не отводил взгляда от окна. Ни у кого из нас не было сил следить за Крёлле, и в одну секунду эта вертихвостка выскочила в сад и кинулась к бабе-тете! Та расцеловала ее. Посадила в шезлонг, а потом взяла вафлю – только с огня большую, мягонькую, — смазала маслом, насыпала гору сахара и протянула Крёлле. Я чуть не заплакал.
— Мы сдаемся! – решительно сказала Лена.
— Не-ту-шки, черти полосатые, — прорычал дед, хотя баба-тетя запрещает ему говорить «черти полосатые», когда мы рядом. – Трилле, бегом в подвал за удочкой!
А сам позвонил домой к Лене. Баба-тетя услышала звонок и посмотрела на наше окно.
— Мне взять трубку? – крикнула она, и Лена кивнула.
Баба-тетя сняла вафлю и убежала в дом.
— Здравствуйте, я представляю фонд помощи людям с прооперированной шейкой бедра, — завел дед елейным голоском, а сам делал какие-то отчаянные знаки в сторону то удочки, то окна. – Не согласитесь ли вы купить один лотерейный билет? Ваше пожертвование позволит нам…
Было ясно, что баба-тетя не станет покупать лотерейный билет, поэтому времени у нас в обрез.
— Крёлле! Сюда! Только тихо! – позвал я, спуская крючок вниз.
До Крёлле не сразу дошло, что надо нацепить вафлю на крючок. Она же еще маленькая. Пришлось долго-долго ей объяснять, но все же мы успели затащить наверх две вафли, прежде чем баба-тетя положила трубку и вышла из дому. Одну вафлю схватила Лена еще на лету.
— Давайте делиться! – почти закричал я.
— Трилле, нельзя разделить две вафли на троих! – объяснила Лена с полным ртом.
Пришлось нам с дедом обойтись одной на двоих. В саду Крёлле доедала уже пятую.
Через десять минут дед привязал наволочку к швабре и выкинул белый флаг. Мы сдались.
Поиграть в войну с разбойниками всегда здорово. Но перемирие гораздо приятнее. Так думал я, сидя в саду и объедаясь горячими вафлями вместе с лучшей в мире бабой-тетей.
— А почему он такой тонкий, а ты такая толстая? – спросила Лена посреди очередной вафли и посмотрела на деда с бабой-тетей.
Она всегда съедает всю мою еду, — ответил дед, пригибаясь, потому что баба-тетя пыталась наподдавать ему полотенцем.