В тебе я славлю командира

Всех пудингов горячих мира, —

Могучий Хаггис, полный жира

И требухи.

 

Строчу, пока мне служит лира.

Тебе стихи.

Дородный, плотный, крутобокий,

Ты высишься, как холм далекий,

А под тобой поднос широкий

Чуть не трещит, но как твои ласкают соки

Наш аппетит!

С полей вернувшись, землеробы,

Сойдясь вокруг твоей особы,

Тебя проворно режут, чтобы

Весь жар и пыл

Твоей дымящейся утробы

На миг не остыл.

Теперь доносится до слуха

Стук ложек, звякающих глухо.

Когда ж плотнее станет брюхо,

Чем барабан,

Старик, молясь, гудит, как муха,

От пищи пьян.

Кто обожает стол французский –

Рагу и всякие закуски

(хотя от этакой нагрузки и свиньям вред),

С презреньем щурит глаз свой узкий

На наш обед.

Но – бедный шут! – от пищи жалкой

Его нога не толще палки,

А в место мускулов мочалки,

Кулак – орех.

В бою в горячей перепалке

Он сзади всех.

А тот, кому ты служишь пищей,

Согнет подкову в кулачище.

Когда ж в такой руке засвищет

Стальной клинок, —

Врага уносят на кладбище

Без рук, без ног.

Молю я промысел небесный:

И в будний день, и в день воскресный

Нам не давай похлебки пресной,

Яви нам благость

И ниспошли родной, чудесный,

Горячий Хаггис!