Яблочный пирог

После обеда мама сказала:

— На десерт сегодня вечером будет яблочный пирог.

Я сказал:

— Шикарно!

Но папа сказал:

— Николя, сегодня вечером мне надо поработать дома. Поэтому прошу тебя до ужина вести себя хорошо, иначе никакого яблочного пирога.

Я обещал не беситься, потому что яблочные пироги у мамы очень классные. Только бы удержаться и не сделать какую-нибудь глупость, ведь сколько раз мне по правде хотелось вести себя хорошо, и вдруг – бац! – что ни будь случалось. А папа – он не шутил: если он говорит «никакого яблочного пирога», значит, никакого яблочного пирога, хоть ты плачь или говори, что уйдешь из дома и что вы еще пожалеете.

В общем, я пошел в сад, чтобы не мешать папе, который работал в гостиной. А потом явился Альцест. Альцест – мой школьный приятель, толстяк, который все время ест.

— Привет, — сказал Альцест, — что делаешь?

— Ничего – ответил я. – Мне надо вести себя хорошо, чтобы после ужина не остаться без яблочного пирога.

Альцест долго облизывал губы, а потом сказал:

— А как ты думаешь, если я тоже буду себя хорошо вести, мне достанется яблочный пирог?

Я ответил, что не знаю, потому что мне нельзя приглашать друзей без разрешения моего папы и моей мамы, тогда Альцест сказал, что пойдет попросит моего папу пригласить его на ужин, и мне пришлось схватить его за пояс, потому что он уже входил в дом.

— Не надо Альцест, — сказал я. – Если ты помешаешь моему папе, пирог не достанется ни мне ни тебе.

Альцест почесал голову, достал из кармана хлеб с шоколадом, откусил и сказал:

— Ну ладно, обойдусь. Во что будем играть?

Я сказал Альцесту: во что угодно, главное – не шуметь, и мы решили играть в шары, только шёпотом.

В шарах я зверь, а потом, Альцест играет всего одной рукой, потому что другой всегда сует себе в рот что-нибудь съедобное, и я выиграл кучу шаров, и Альцесту это совсем не понравилось.

— Ты жульничаешь, — сказал он.

— Я жульничаю? – сказал я. – Ха, да ты просто не умеешь играть, и все.

— Я не умею играть?! – закричал Альцест. – Да я играю лучше всех в мире, только не с жуликами! Верни мои шары!

Я сказал Альцесту, чтобы он не орал, а то про яблочный пирог можно забыть, и тогда Альцест сказал, что, если я не отдам его шары, он будет кричать и даже петь. Я отдал ему шары и сказал, что вообще больше с ним не буду разговаривать.

— Ладно, поиграем еще? – спросил Альцест.

Я сказал – нет, для яблочного пирога лучше мне пойти в свою комнату и почитать до ужина. Тогда Альцест сказал: «До свидания!» — и ушел. Я люблю Альцеста. Он настоящий друг.

У себя в комнате я взял книгу, которую мне подарила бабушка, там история про одного мальчика, который ищет своего папу по всему миру – на самолетах, на подводных лотках, едет в Китай и к ковбоям, — но я ее уже читал, поэтому было не очень интересно. Я взял цветные карандаши и стал раскрашивать одну из картинок, там, где мальчик летит на дирижабле. Потом я вспомнил, что папа не любит, когда я порчу свои книги, он говорит, что книги наши друзья и с ними надо обращаться хорошо. Тогда я взял ластик, чтобы стереть карандаш, но получилось плохо, и я стал давить ластиком сильнее, и страница порвалась. Мне так захотелось плакать, не столько из-за книги – я знал, что в конце мальчик найдет своего папу на необитаемом острове, — сколько из-за моего папы, который может подняться ко мне в комнату и лишить меня яблочного пирога. Я не заплакал, чтобы не шуметь, оторвал кусок страницы и поставил книгу на место. Хорошо бы папа не вспомнил о картинке с дирижаблем!

Я открыл стенной шкаф и стал разглядывать свои игрушки. Я думал поиграть в электрический поезд, но однажды из поезда полетела куча искр, все лампы в доме погасли, и папа меня сильно ругал, особенно из-за того, что он упал с лестницы в подвале куда пошел, чтобы починить свет. Еще был самолет, тот, с красными крыльями и винтом, его надо резинкой заводить, но как раз этим самолетом я разбил голубую вазу, и была целая история! Волчок очень шумный. Когда папа и мама дарили мне его на день рождения, они сказали:

— Послушай, Николя, этот волчок играет такую хорошую музыку!

А потом, каждый раз, когда я запускал его, папа говорил:

— Прекрати этот адский грохот!

Конечно, был и мой плюшевый мишка, тот что наполовину побрит, а побрить до конца я не смог, потому что папина бритва сломалась. Но мишка – это для маленьких, мне с ним уже несколько месяцев неинтересно.

Я закрыл стенной шкаф, и мне на самом деле захотелось плакать, ну вообще, разве это честно, если у тебя есть игрушки, а играть в них нельзя, и все из-за этого проклятого пирога. В конце концов, я могу обойтись без пирога, ну и что, что он хрустит, с кучей яблок поверху и сахарной пудрой, и я решил строить карточные домики, потому что, когда они разваливаются, шума почти нет. Делать карточные домики – это как дуться: прикольно только сначала.

Потом я какое-то время строил рожи перед зеркалом, лучше сего получилась та, та что мне показал Руфюс на перемене: нажимаешь на нос, чтобы он поднялся, и оттягиваешь вниз кожу под глазами – и выходит собака. Потом, после того как мне надоело строить рожи, я взял прошлогодний учебник по географии, и тут в комнату вошел папа.

— Как Николя? – сказал папа. – Ты здесь? Тебя не было слышно, и я даже думал, куда ты делся? Чем ты занимался у себя в комнате?

— Я себя хорошо вел, — ответил я.

Тогда папа взял меня на руки, прижал к себе и сказал, что я самый послушный мальчик на свете и что пора ужинать.

Мы пошли в столовую, мама расставляла на столе тарелки.

— Мужчины проголодались, — сказал папа, смеясь, — мужчины рассчитывают на хороший ужин и на яблочный пирог.

Мама посмотрела на папу, посмотрела на меня и побежала на кухню.

— О господи! – кричала мама. – Мой яблочный пирог!

Десерта так и не было, потому что яблочный пирог сгорел в духовке.